Содержание
Первые две статьи о правах человека мы посвятили историческому и теоретическому аспектам. Заключительный материал будет, пожалуй, самым интересным и футуристичным. И самым объёмным: сегодня мы публикуем его первую половину.
В третьей части цикла «Права человека — высшая ценность и достижение человечества» рассмотрим некоторые наиболее яркие и любопытные тенденции, определяющие современные научные взгляды на права человека. О многих из них читатель, возможно, никогда не слышал. Эти тенденции выводят нас за пределы общепринятого способа классификации прав человека по поколениям. Известно, что правами первого поколения считаются личные и политические права; социально-экономические и культурные — права второго поколения. К третьему поколению отнесены коллективные права.
Если следовать этой логике, то цифровые права надлежит относить к правам четвёртого поколения. Соматические — считать правами пятого поколения, а lex genetica, соответственно, изучает шестое поколение прав. К слову, соматические права человека и lex genetica — настолько крутые темы, что им следует удалить отдельное внимание. Поэтому, чтобы избавить читателя от сложного послевкусия, сегодняшний материал мы посвящаем только цифровым правам. О двух других тенденциях поговорим в следующий раз. Каждый тренд из перечисленных нужно смаковать: поверьте, оно того сто́ит.
Но вернёмся к поколениям. На самом деле, ни одна из названных концепций не вписывается в поколенческую парадигму и, более того, в классическую доктрину прав человека, хотя все они, безусловно, про права человека. Идеи, которые будут рассмотрены, зародились в 21 веке, развиваются на разных уровнях в самобытных формах и, что архиважно, эти вызовы обращены к каждому из нас.
Итак, начнём заключительную часть нашей трилогии.
«А потом мы сломали интернет для мёртвых.
Всё давно к этому шло: у нас было всё меньше прав, а нас самих становилось всё больше. Комитет восстания мёртвых около года готовился к этому шагу — и однажды утром мы проснулись, а цифровых границ между нашими мирами нет, и мы можем влиять на что захотим».
Эпиграф взят из нового романа писательницы Татьяны Замировской «Смерти. net», антиутопии об интернете для мёртвых, всеобщем цифровом воскресении и изоляции. Такая себе постапокалиптическая реальность, история о том, каким будет мир, состоящий лишь из памяти о мире, цифровое зазеркалье. Замировская воплотила фантасмагорию, в которой «оцифрованные покойники» оказались в цифровом чистилище, но им там тесно, и они рвутся обратно. Книга вышла в начале 2021 года и уже претендует на бестселлерство. Если она вас заинтересовала, рекомендуем для начала ознакомиться с блестящей рецензией Галины Юзефович на неё.
Итак, аватары мёртвых хотят на землю, а живые люди стремятся в цифровой мир.
Мир цифры абсолютно экзистенциален, в нём можно полноценно жить: родиться, создав профиль в соцсети; существовать, моделируя себя, свой быт, окружение, контент; и умереть, удалив аккаунт. А после добиваться соблюдения своего права на забвение, требуя стереть «цифровые следы», или, напротив, взывать к вечной памяти через цифровой мемориал.
У жизни в Интернете есть несколько уровней юридического измерения. Любопытный кейс имел место в 2009 году во Франции. Конституционный совет Франции — аналог российского Конституционного Суда — дал оценку конституционности законопроекта, предусматривавшего возможность приостановления доступа к Интернету лиц, неоднократно нарушивших права интеллектуальной собственности посредством распространения в Интернете нелегальных копий объектов авторских прав. Очевидно, что воздействие будущего закона предполагалось широким: под него попали бы десятки тысяч французских граждан. Но этого не случилось.
В своём решении от 10 июня 2009 года Конституционный совет обратился к Декларации прав человека и гражданина 1789 года, которая провозглашает свободное распространение идей и мнений одним из самых ценных прав человека. Это означает, что каждый гражданин может свободно говорить, писать и публиковать, неся ответственность лишь за злоупотребление данной свободой в случаях, предусмотренных законом. Совет отметил, что в нынешнем состоянии средств коммуникации и значении Интернета для выражения идей и мнений данное право предполагает свободу доступа к соответствующим услугам. Фактически Конституционный совет признал доступ к Интернету одним из необходимых в современных условиях способов реализации свободы выражения мнений.
Так впервые на уровне официальных документов было артикулировано основополагающее цифровое право человека — право на доступ к Интернету. С одной стороны, это юридическая революция. С другой — очевидно, что Конституционный совет Франции исходил из первого поколения прав человека и велосипед не изобретал.
Но в научном сообществе развернулась дискуссия: стоит ли считать цифровые права правами нового поколения и иной природы, или это те же права первых трёх поколений, только в Интернете? В рассмотренном кейсе использован скорее второй подход.
Отечественная юриспруденция также его разделяет. Например, Председатель Конституционного Суда Российской Федерации В. Д. Зорькин полагает, под цифровыми правами следует понимать «права людей на доступ, использование, создание и публикацию цифровых произведений, на доступ и использование компьютеров и иных электронных устройств, а также коммуникационных сетей, в частности в сети Интернет». А профессор В. В. Невинский писал: «Сущность цифровых прав человека представляет собой квинтэссенцию природы, содержания, ролевого назначения и способов конституционно-правового регулирования прав человека, выражаемых в информационно-телекоммуникационной форме».
Словом, те же права, только в «цифре».
Но этим подходом отношение к цифровым правам человека не ограничивается. Да и не все цифровые права имеют «аналоговые» прототипы. Например, право на «цифровую смерть»: к какому из трёх поколений прав человека его можно отнести?
Жизнь логически оканчивается смертью: «всё, как у людей», как пел Егор Летов. Но человек мечтает о бессмертии, верит в загробную жизнь, ищет эликсир вечной молодости и нуждается в том, чтобы о нём помнили, или наоборот, желает, чтобы забыли о том, каким он был в отдельные минуты жизни. И вот, наконец, такая возможность появляется: самая правдоподобная иллюзия бесконечного бытия, жизнь после смерти, возможная даже для атеиста, и управление вечной памятью. Правда, в цифровом мире.
Международное право знает категорию «цифровое наследие». В 2003 году была принята Хартия о сохранении цифрового наследия, но речь в ней идёт не о наследии одного человека, а об «уникальных ресурсах человеческих знаний и форм выражения» как о достоянии всего человечества (статья 1).
Вне юридического воздействия находится феномен digital afterlife, который объединяет, если можно так выразиться, цифровую смерть и цифровое бессмертие человека.
Представьте себе, что сегодня уже существуют приложения и сайты, которые предлагают сценарии управления посмертным существованием. С их помощью можно создать личное цифровое наследие, которое, как завещание, будет вскрыто после физической смерти автора. Эти ресурсы обеспечивают сохранение и передачу архивов персональных данных согласно воле «завещателя». Многие знают о возможности выбора «хранителя» в Facebook — человека, которому владелец аккаунта делегирует права по управлению своей страничкой на случай смерти. К слову, хранитель вправе запрограммировать перевод страницы «завещателя» в мемориальный статус. Возможно, вам попадались такие странички на Facebook. Вот, например, скриншот страницы глубокоуважаемой автором Елизаветы Петровны Глинки, известной как Доктор Лиза. Её не стало в конце 2016 года.
Так вот, можно пойти дальше: самостоятельно создать цифровой мемориал ещё при жизни и написать «цифровое завещание». Это позволяет, например, сервис Afternote. Его слоган: record your life story in a beautiful way («запиши историю своей жизни красиво»). Сервис предлагает: сделайте свои последние желания известными; оставьте сообщения для близких, которые они получат после вашей смерти; определите попечителей для ваших персональных данных.
Другой важный правовой аспект — судьба персональных данных после смерти человека. Вступивший в силу в 2018 году Европейский регламент защиты данных (General Data Protection Regulation) относит к персональным данным только те данные, что принадлежат живым людям. Хотя, надо полагать, никто не хочет, чтобы его личная переписка и приватные фотографий стали достоянием наследников после смерти.
Но бывает и по-другому.
В 2012 году началось одно из самых резонансных дел в данной сфере. В Германии погибла пятнадцатилетняя девочка. Когда ей было 14, она передала пароли от своих страниц в социальных сетях родителям (в обмен на то, что они разрешат ей ими пользоваться). Когда случилась трагедия, Facebook на основании сообщений в прессе сделал страницу девочки «мемориальной» ещё до того, как родители успели авторизоваться на ней. В итоге потянулись долгие годы судов, и только в 2018 году немецкая судебная система приняла решение в пользу родителей и постановила социальной сети предоставить им доступ к странице дочери в полном объёме.
Так писал Иосиф Бродский. Слава Богу, он не успел воспользоваться right to be forgotten, и мы имеем возможность читать великие стихи поэта, в том числе на электронных ресурсах. Право на забвение актуально и при жизни, и после смерти.
Идея right to be forgotten не является изобретением нашего времени. Ещё в 19 веке американский юрист Луи Брандейс писал о «праве быть оставленным в покое» — предтече права на забвение. Но современная концепция «права быть забытым» родилась в Европе. Она предполагает, что у человека должна быть юридическая возможность при определённых условиях требовать удаления своих персональных данных из общего доступа через поисковые системы, то есть ссылок на те данные, которые, по мнению автора, могут нанести ему вред. Как правило, речь идёт об «устаревших, неуместных, неполных, неточных или избыточных данных или информации, законные основания для хранения которой исчезли с течением времени» (European Commission, Factsheet on the «Right to Be Forgotten» ruling (C-131/12)).
Первый кейс по этому вопросу был рассмотрен Судом Европейского союза в рамках дела по иску испанского гражданина Марио Костеха Гонcалеса против корпорации Google. Право на забвение было определено как право человека отозвать своё согласие на обработку персональных данных — даже и правдивой, изначально законно обрабатываемой информации, если она будет признана неадекватной, нерелевантной или чрезмерной по отношению к цели обработки (в том числе, в свете прошедшего времени).
Скажем так, субъект-носитель персональных данных передумал и больше не хочет делиться важной информацией о себе с целым миром.
Google вынужден был удалить «неадекватную, не соответствующую или больше не соответствующую действительности» информацию, а право обратиться с такой просьбой получил каждый европейский гражданин. Прецедент породил крупную дискуссию в научном мире. Высказывались мнения, что право на забвение противоречит целому ряду основных прав человека привычного первого поколения: свободе слова, свободе доступа к информации. Кроме того, абсолютизация right to be forgotten может породить цензуру в Интернете, привести к фальсификации истории.
Международного признания right to be forgotten не получило, но в тех или иных вариациях оно существует в законодательстве многих стран. Во Франции как le droit à l’oubli — право, позволяющее осуждённому, отбывшему срок наказания и реабилитированному, возражать против публикации фактов о его незаконопослушном прошлом. Подобный принцип действует и в Великобритании. А в США в судебных отчётах не упоминаются имена несовершеннолетних, так как «ошибки, совершённые в юности, не должны негативно влиять на взрослую жизнь» (из статьи The Guardian «Explaining the ‘right to be forgotten’»).
В России с 2016 года действует свой вариант «права на забвение». Институт появился с вступлением в силу Федерального закона от 13 июля 2015 года № 264-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» и статьи 29 и 402 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации». Документом, в частности, предписывается операторам поисковых систем по требованию гражданина прекратить выдачу сведений, позволяющих получить доступ к информации, являющейся недостоверной, а также неактуальной, утратившей значение для заявителя в силу последующих событий или действий заявителя, за исключением информации о событиях, содержащих признаки уголовно наказуемых деяний, сроки привлечения к уголовной ответственности по которым не истекли, и информации о совершении гражданином преступления, по которому не снята или не погашена судимость.
Как работает этот механизм в России, сказать сложно. Поисковые сервисы не обязаны отчитываться о подобных запросах. За всё время «Яндекс» и Google публиковали статистику лишь однажды — весной 2016 года, то есть в самом начале действия закона. Кроме того, информация о подобных запросах защищается конфиденциальностью, поэтому чаще всего о праве на забвение «по-русски» мы узнаём из СМИ, когда героями становятся публичные персоны.
…Такие юридические дела творятся в цифровом мире. Как говорил Курт Воннегут, такова структура данного момента. Нам с этим жить и наблюдать дальнейшее развитие «правовых переменных».
А в следующем материале читайте окончание третьей части «Теория соматических прав и Lex genetica».
Рассмотрим понятие «форс-мажор» в таких международных актах, как: Конвенция Организации Объединенных Наций о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г. (далее — Конвенция ООН); Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА (далее — ...
В отечественной и зарубежной практике третейского судопроизводства, как правило решения третейских судов подлежат исполнению в добровольном порядке и в сроки, установленные в решении. Если решением третейского суда срок его исполнения ...
Содержание Основательница сети семейных кафе «АндерСон» Анастасия Татулова в недавнем интервью журналу Forbes сказала : «Каждый день умирают бизнесы, которые много лет создавали комфортную среду в городах, развиваясь офлайн… Выездной ...
